За полвека от Аральского моря не осталось ничего (Фото)

«Я хочу поймать ветер — наравне с птицами», — говорит Юсуп. Он взялся показать мне, во что превратился когда-то огромный водоем, как перемены отразились на жизни региона и что осталось, после того как ушла вода.

Спутниковые снимки Аральского моря, сделанные с 1977 по 2014 год, показывают стремительное исчезновение этого природного водоема.

В 1987 году, когда Аральское море распалось на две части, Казахстан и Узбекистан пошли разными путями. В 2005 году казахи закончили строительство Кокаральской плотины, оживив северный Арал и предопределив судьбу южного. Лишившись подпитки от Сырдарьи, угнетенная неослабевающей ирригационной нагрузкой на Амударью, восточная половина южной части Арала окончательно высохла в 2014 году.

Аральское море расположено на территории двух государств — Казахстана и Узбекистана. Тысячелетиями его питали две крупные водные артерии: Амударья и Сырдарья. Из озера не вытекает ни одной реки, и уровень воды здесь всегда поддерживался за счет баланса между поступающей речной влагой и естественным испарением с поверхности.

К тому моменту, когда в IV веке до новой эры Александр Македонский захватил здешние земли, две реки уже давно служили источником жизни этого уголка Средней Азии.

Веками в их дельтах на берегах Арала существовали поселения, раскинувшиеся вдоль знаменитого Шелкового пути — караванной дороги, соединявшей Европу с Китаем. Эти земли населяли предки современных таджиков, узбеков, казахов и других народов, которые испокон веков зарабатывали на жизнь животноводством, рыболовством, земледелием, торговлей и разными ремеслами.

Кардинальные перемены произошли в 1920-х годах, когда земли сегодняшнего Узбекистана вошли в состав Советского Союза, и Сталин задумал превратить республики Средней Азии в гигантские хлопковые плантации. Засушливый климат региона не благоприятствовал выращиванию влаголюбивой культуры, и для осуществления идеи вождя пришлось реализовать один из самых амбициозных инженерных проектов в мировой истории. Практически вручную были выкопаны тысячи километров оросительных каналов, по которым воды Амударьи и Сырдарьи устремились в пустыню.

«До начала 1960-х годов системе хватало запаса прочности», — объясняет Филип Миклин, профессор географии из Университета Западного Мичигана. С начала 1980-х Миклин занимается изучением проблем водоснабжения в бывших советских республиках и за это время успел больше двадцати раз побывать в Средней Азии. Арал погибал на его глазах.

«В 1960-х инженеры решили построить дополнительные каналы. Это и стало соломинкой, переломившей хребет верблюду. В какой-то момент все начало разваливаться. Большие начальники в принципе понимали, что делают, но в тот момент не могли осознать всю тяжесть экологических последствий. Они просто не ожидали, что море обмелеет настолько быстро», — грустно говорит Миклин.

К 1987 году уровень воды в озере упал настолько сильно, что оно «распалось» надвое: северное море на территории Казахстана и большее по площади южное море, находившееся в Каракалпакстане. Обмеление продолжилось, и в 2002 году южное море, в свою очередь, разделилось на восточную и западную части.

В июле прошлого года восточная часть окончательно пересохла. Впрочем, и в этой печальной истории мрачные тучи безысходности пронзает лучик надежды.

В 2005 году Казахстан при финансовой поддержке Всемирного банка завершил строительство 13-километровой плотины на южном берегу северного моря, таким образом изолировав его и основной источник поступающей воды — Сырдарью — от южной части. Восстановление северного моря и его рыбных ресурсов пошло ускоренными темпами, превосходя ожидания ученых — правда, участь отсеченной южной части была предрешена.

«Самое удручающее в трагедии Арала — это хладнокровие советских чиновников из Министерства водных ресурсов, которые дали добро на разработку и строительство ирригационной системы. Ведь они знали, что идут на уничтожение водоема!» — восклицает Камалов. С 1920-х и до 1960-х годов они постоянно ссылались на работу русского климатолога Александра Ивановича Воейкова, в которой он называл Арал «бесполезным испарителем воды» и «ошибкой природы». На самом деле, если говорить начистоту, дело совсем не в трудах Воейкова: просто кто-то в высоких кабинетах решил, что урожаи хлопка приоритетнее рыбных ресурсов.

Хлопок здесь выращивают и сегодня. Каждую осень около двух миллионов человек (из 29-миллионного населения Узбекистана) «добровольно» отправляются на уборку в среднем трех миллионов тонн хлопка. На сельскохозяйственные работы свозят всех кого можно: государственных служащих, школьников и учителей, врачей, медсестер, инженеров и даже пенсионеров — каждый должен внести свою лепту. «Вы можете себе представить, — говорит Камалов, поворачиваясь ко мне с переднего сидения нашего Land Cruiser, — что лет сорок назад в этом месте над нами была бы тридцатиметровая толща воды?!» Вдруг водитель показывает рукой на лобовое стекло: на машину быстро надвигается плотное коричневое пятно. Проходит несколько секунд, и нас окутывает облако густой пыли, которая тут же проникает в салон. Глаза щиплет, а во рту чувствуется сильный привкус морской соли. Пылевые смерчи — далеко не единственная беда, которую не смогли предсказать советские инженеры. «Геохимики считали: при высыхании на поверхности почвы образуется твердая корка из хлорида натрия, которая позволит избежать пылевых бурь, — рассказывает Миклин. — Они оказались в корне неправы». Вместе с пылью и хлоридом натрия, концентрация которого и так превышает предельно допустимую, в воздух поднимаются и пестициды, многие из которых — как, например, ДДТ, гексахлоран, токсафен и фозалон — канцерогенны. К сожалению, эти химические соединения уже просочились во все звенья пищевой цепи. Заболеваемость раком пищевода среди жителей Каракалпакстана в 25 раз выше среднемирового значения. А еще медики бьют тревогу в связи с распространением лекарственно устойчивых разновидностей туберкулеза, повышением уровня респираторных и разного рода онкозаболеваний, врожденных патологий и заболеваний иммунной системы.

Другой страшный секрет ушедшей эпохи — военная лаборатория по тестированию биологического оружия, эвакуированная на остров Возрождения во время Великой Отечественной войны. Сюда свозили тысячи животных, на которых изучали последствия заражения сибирской язвой, оспой, чумой, бруцеллезом и другими смертельно опасными биологическими агентами. В наши дни страшный остров превратился в полуостров — преграда, отделявшая его от суши, исчезла. В 2002 году Государственный департамент США, обеспокоенный тем, что ржавеющие бочки со спорами сибирской язвы могут попасть в руки преступников, отправил сюда группу зачистки. [В 1988 году то же сделали советские войска химзащиты. — Прим. российской редакции.] Пробы пыли на наличие биологических агентов дают отрицательный результат.

…Мы продолжаем нашу поездку к морю, и по пути нам попадаются десятки нефтяных буровых установок. По словам Камалова, буровые появились здесь, как только вода начала отступать, и с каждым годом их становится все больше.

«Всем ясно, что из-за них правительству совсем не хочется возрождать Арал», — сетует он.

Вот уже несколько часов мы едем по избитой грунтовой дороге. На фоне белого песка и голубого неба мой глаз различает еще лишь два цвета: бледно-зеленые кусты саксаула, одиноко торчащие то тут, то там, и редкие розовые пятна цветущего кустарника тамариска.

Наконец на горизонте забрезжила серебрис-тая полоса воды, которая с каждой минутой становится все заметнее. Мы подъезжаем к поселению из нескольких юрт, расположившихся прямо на берегу озера. Их обитатели собирают Artemia parthenogenetica — рачков, населяющих соленые водоемы, одних их последних оставшихся в южном Аральском море живых организмов. В былые времена, когда Аралу ничто не угрожало, вода в нем была лишь слегка солоноватой — 10 граммов соли на литр (для сравнения: средняя соленость Мирового океана 33−37 граммов на литр). Сегодня этот показатель превышает 110 граммов на литр — в такой воде ни одна рыба не выживет, вот и остались практически одни артемии. Вблизи береговой линии песок мокрый, словно после отлива на океанском побережье. Однако лунные приливы и отливы на озере практически незаметны. На самом деле мы видим, как вода отступает прямо у нас на глазах.

Камалов пробирается по вязкой смеси песка и воды, проваливаясь в нее по колено. Я медленно бреду позади, пока не оказываюсь по колено просто в воде. Ныряю и пробую проплыть, но вода выбрасывает мои ноги на поверхность, и я не могу оттолкнуться. «Ложись на спину», — подсказывает Камалов. Я следую совету. Ощущения — словно лежишь на надувном матрасе, и даже голова мягко покоится на водной подушке.

Ту ночь мы провели на соседнем плато: разбили лагерь и приготовили ужин на костре из сухих и толстых веток саксаула. Камалов разлил по стопкам водку. Когда озеро было здоровым, и рыбаки то и дело сновали по нему на лодках, каждый день воздух насыщался влагой за счет активного испарения. «Теперь вместо живительной влаги только едкая пыль», — с горечью говорит Камалов и, морщась, опрокидывает очередную рюмку.

После распада Советского Союза пять азиатских республик с большим трудом пытаются согласовать режим использования самого ценного ресурса в регионе. Вопрос очень сложный, ведь русло Сырдарьи и Амударьи проходит через несколько государств, каждое из которых заявляет о праве собственности на воду, протекающую по его территории. В попытках договориться и решить задачу постоянной нехватки воды эти страны создали Межгосударственную координационную водохозяйственную комиссию, которая, по сути, занимается двумя вопросами: кому принадлежит вода и какую ответственность перед соседями несут государства, расположенные выше по течению рек.

Когда речь заходит о попытках возродить Аральское море, жителей Каракалпакстана, одного из беднейших районов Узбекистана, никто и слышать не хочет. Страны выше по течению Амударьи считают, что воды этой реки принадлежат им. «Это настоящая дискриминация по географическому признаку, — возмущается Камалов. — Ведь именно они отняли у Арала его жизненную силу!»

Все эксперты, с которыми мне удалось поговорить, сходятся во мнении, что узбекская часть Аральского моря в обозримом будущем не восстановится. Юсуп с этим не спорит — изменить что-либо он, увы, бессилен. А через несколько недель, когда снова придет пора отправляться на сбор хлопка, он выполнит свой долг, как делает это вот уже 50 лет.

«Никаких исключений здесь нет, — сетует Камалов. — Даже если тебе 90 лет, ты одноглазый и безногий, все равно придется собирать».

Nat-geo.ru